МХТ им. А. П. Чехова выпускает на своей Большой сцене уже вторую комедию, причем едва ли не встык с первой. Месяца не прошло со дня премьеры «Тартюфа» в постановке Нины Чусовой, как Кирилл Серебренников уже готов веселить зрителя «Лесом» А. Н. Островского. Зал на предварительном просмотре спектакля (официальная премьера назначена на 6 января) был, конечно, специфический, все больше с прикусом и прищуром знатоков. Но хохот и от такого контингента исходил перманентный. Можно дофантазировать, что будет твориться на спектакле, когда в театр придет обычная публика.
Кирилл Серебренников, ставящий классику, верен себе, ставящему классику. Это пояснение, думаю, важно, поскольку он едва ли не единственный из нового режиссерского поколения сохраняет интерес и вкус к новой драме и пьесы братьев Пресняковых в его постановках одна за другой обретают удачную и счастливую сценическую жизнь. Но когда Серебренников берется за классическую драматургию («Сладкоголосая птица юности» в Современнике, «Мещане» в МХТ, теперь вот — «Лес»), начинаются вопросы. С эпохой действия пьесы — она сдвинута ближе к календарному бытию наших современников. С артистами — обязательно берутся большие и очень известные. Тут Серебренников похож на матерого и крепкого профессионала, наизусть знающего, как вполне традиционно, согласно амплуа, развести на труппе пьесу. Забегая вперед, в «Лес», приведу красноречивый пример. Наталья Тенякова играет Гурмыжскую — есть вопросы? Парочку Счастливцев — Несчастливцев воплощают Авангард Леонтьев — Дмитрий Назаров, и такому точному попаданию мог бы позавидовать иной антрепренер времен Александра Николаевича Островского. Подобная «классика» априори обречена на успех, ибо сочетание классного артиста с классной ролью вынесет все испытания, подстерегающие их вокруг. Серебренников — и Корш, и Треплев в одном лице. Вокруг больших артистов, осмысленно играющих большие роли, у него много как бы современного. Чтобы не подумали: режиссер ничего не изобрел, новых ходов не нашел.
«Лес» в этом смысле скроен так же, как «Мещане» и «Сладкоголосая птица». Действие перенесено в советские времена 70-х годов. Музыка (на этот раз не PAN-Квартета, а подбор) создает не только соответствующий временной контекст, но и массу буквальных ассоциаций. Чего стоит одна «Беловежская пуща» — заповедный лес, эсэсэсэровский псалом, место вынесения приговора «шестой части суши» и т.д. и т.п. Или «Дайте до детства плацкартный билет» — сладкая истома советского человека с уделом путешествовать не далее государственной границы. Идем дальше: зрелая Гурмыжская в грезах о молодом любовнике танцует под Лолиту Торрес, под хит ее юности.
Пространство игры художник Николай Симонов тоже насыщает деталями, которые, вероятно, помнит с детства. Вот он, социалистический шик: бурые деревянные панели, атласные занавески, хрустальные люстры чехословацкого производства, крокодилообразные металлические карусельки в парке (мы все на них катались понемногу). Но ядовитые подсветки задников или серебристый «дождик» занавеса — это как бы нынешнее, поднадоевшее, правда, но уж точно не позавчерашнее. Есть еще фотообои с видами леса. Такими, помнится, украшали свои квартиры те, кто имел знакомства в торговой среде. Купец Восьмибратов — Александр Мохов и его сын Петр — Олег Мазуров ходят в кожаных пиджаках и пальто эпохи развитого социализма. Улита — Евгения Добровольская бегает в немецкой нейлоновой комбинации. Каким образом в этих реалиях могла Гурмыжская продавать Восьмибратову лес, понять затрудняюсь. Какое, опять же, приданое в тысячу рублей за Аксюшей — Анастасией Скорик ожидалось Восьмибратовым в эпоху брежневского застоя, Господь его знает. Режиссер, как обычно, играет, заигрывается и мало озабочен подоплеками игры.
Следовательно, нудный вопрос: о чем пьеса? — задавать не будем? А вот и будем! Самое смешное в этом действительно и ненатужно смешном спектакле то, что вслед за Островским режиссер поет гимн актерам, взбалмошным талантливым бессребреникам. Д. Назаров, он же Геннадий Демьяныч, умудряется читать своим меркантильным родственникам стихи опального Иосифа Бродского. Ушлый и взрывной Авангард Леонтьев, он же Аркашка Счастливцев, душит коллегу в объятиях за блестяще проведенную сцену защиты бедной тетушки. Все работает в этой парочке на тему: сочетание фактур красавца трагика и пружинистого, эксцентричного комика, пьяная бесшабашность обоих, жуликоватость, забубенность, блестящая способность к импровизации, азарт все превратить в игру, в театр. И вот тут черед Натальи Теняковой, звезды, давно не сиявшей на этих подмостках так ярко. Сказать, что Тенякова умеет играет комедию, это ничего не сказать. Но режисссер подарил ей и некую женскую эволюцию, происходящую у нас на глазах. Дама преклонных лет влюбляется в мальчишку и хорошеет от эпизода к эпизоду: меняет парики, туалеты, каблучки туфель все увеличиваются в сантиметрах, а глазки и щечки — в количестве косметики. Природный сексапил этой актрисы (слово плохо вяжется с интеллигентной Теняковой, но такое женственное начало, как у нее, мало кому дано) играет тут далеко не последнюю роль. Однако все дело в личности Теняковой, в ее уме и мастерстве. У Теняковой — лукавое, смелое и изящное пиршество красок. Вот встала россомахой перед зеркалом, вдруг повела плечами, взметнула руки — и пошла в танце, от которого только такой экземпляр, как Буланов (Юрий Чурсин), не придет в трепет. И даже когда на свою свадьбу она является в коротком балахоне и высоких сапогах-ботфортах а-ля Алла Пугачева, мы видим не столько потерявшую чувство реальности бабу, сколько нелепую и даже трогательную красотку.
Хотя эта свадьба — уже совершеннейшая эстрада, концертный номер. Буланов со своей речью в микрофон имитирует нынешнего Президента Российской Федерации. Вездесущий детский хор (музыкальная школа им. И. И. Радченко, дирижер Галина Радченко) заводит многоголосную «Беловежскую пущу». Ходят дивные, разодетые старухи Милонова — Кира Головко и Бодаева — Раиса Максимова — то ли музейные работники, то ли профсоюзные деятельницы. В этом безнадежно совковом экстазе — апофеозе, который, к слову сказать, подозрительно часто прорастает в нашей жизни, оторвался по полной программе Геннадий Демьяныч Несчастливцев. Шикарно спел французский шансон. Понял, что некстати. Гаркнул Аркашке: «Руку, товарищ!», и пошли они, родимые, по городам и весям, оставив свадьбу доедать свои салаты и селедки.
Если бы «Лес» сыграли про новых русских, вышло бы плоско и грубо. Если бы - в усадьбах, с сапожищами да поддевками, режиссеру бы стали пенять на отсутствие новых форм. Серебренников отправился в эпоху, которая у всех, даже у самых молодых, вызывает еще живую память. Как известно, любимым слоганом этого времени было «чувство глубокого удовлетворения». Клочковатая концепция спектакля этого светлого чувства не вызывает. До новых форм, конечно, далековато. Как и до новых смыслов. Зато срабатывают тот кайф, с которым играют хорошие артисты свои хорошие роли, и тот драйв, в который режиссер их отпустил.


Наталия Каминская.
www.meyerhold.theatre.ru